все будет хорошо...
за наводку спасибо *Shaeny*
Мне очень понравился этот отчет. Человек не препарировал спектакль, а смотрел и наслаждался.... Я как-будто опять в зале побывала.

06.07.2012 в 13:52
Пишет Moura:У Бикбаева всем тазам таз (с).
Орфей и Эвридика по пьесе Жана Ануя, Театр Луны, пятое июля этого года. И это - странный спектакль; впрочем, мне пора отучиться говорить это о спектаклях, на которые мы ходим. У самой пьесы неожиданно богатая театральная история, её ставят много и охотно, и я понимаю, почему: не потому, что она хороша, а потому, что всё ровно наоборот: режиссёры берут её, как можно взять слабую женщину, чеховскую Душечку, и слепить из этой пьесы всё, что угодно. Всё, чего жаждет душа. Вчера мы посмотрели, чего жаждала душа Гульнары Галавинской, и, в сущности, у нас с ней много пересечений. Пьеса сильна как-то кусками, резкими, как выстрел, отрывками, когда тебя одновременно вдавливает в кресло и тянет вперед, на сцену; но в остальном - скорее слабая, чем сильная, и отсюда: аналогичный недостаток спектакля:
Он так же силён кусками...Он так же силён кусками. И здесь сразу нужно сказать о сценографии: она шикарная по своему многообразию, силе впечатления, мощности, детальности, динамичности, но именно поэтому - потому, что всё такое подвижное, потому, что всего так много, всё так ярко и объемно, ты чувствуешь: перегрузка. Большой театральный лифт сцены перегружен, много, слишком много всего для слабого человеческого глаза, способного удерживать одновременно только 7+/-2 элемента, для слабого человеческого мозга, способного обрабатывать лишь бит информации в секунду. Но я понимаю, для чего и зачем; причинность такая же яркая. Сценография вытягивает этот спектакль, как спасительный канат - утопающего; виват художнику. Эти подсветки, столы, стулья, ребристый пластик пластин, экран с движущимися поездами, белый тюль («Тысяча и один способ выжить в Южной Африке, имея коньки и марлю» (с), простите, не отсюда, но тематично)., взмывающие в воздух конструкции, чемоданы, - всё это сливается в сверкающий водоворот в клубно-фиолетовом свете, прореженным золотом. И центрирует на себе сцены. Те отрывки, что в первом действии спектакля были хороши, являлись таковыми в основном именно благодаря сценографии.
Ибо первое действие откровенно прихрамывало на какую-то ногу. Не самое сильное, оно выигрывало только за счет деталей. Но - да - за финал этого действия вполне можно заложить душу, и я буду гореть за это в специальном аду для театралов, но: Бикбаев потрясающе красиво раздевается, и это красота реалистичности; на то, как он расстёгивает ремень джинсов, можно медитировать (а после ещё: «Мора, когда ты в последний раз видела, как живой парень надевает джинсы? Смотри»), как и на: рукава, стягиваемые с её плеч, эта быстрая горячечная суета снимаемой одежды, прорисованная - разлет, рельеф - линия ребер над плоским втянутым животом Эвридики, а потом: плавное, древнее, как мир, картинное и пластичное, словно ртутное, - это движение бедер, три захода по три раза (с), и ты медитируешь на эту чувственность, на этот почти что секс на сцене, не веря в происходящее, но видя своими глазами, и две этих откинутых головы, и скользящие по прозрачной столешнице ноги Эвридики, и светлые волосы Орфея, падающие на глаза, и текучий ритм бедер.
Перефразируя Грибоедова: сигарету мне, сигарету. Да, я всфапывала на эту сцену, да, я всфапывала на движения бедер Дмитрия Бикбаева, и мне не стыдно, ибо никто не посмеет обвинить меня за это, не видев этого. Впрочем, на потрясающе красивую там и тогда Ирину Линдт я всфапнула не меньше.
И когда вокруг них гасят свет, вспоминаешь давнее, из кино: между влюблёнными - только свет, и кажется правильным, что их оставили в темноте, вместе с тем, что они принимали за любовь, вместе с этим покачиванием на волнах, с этим - будущим - «Будто ты кладёшь руки мне на бёдра». Помню, как я сидела, открыв рот и зажав его ладонью - как когда-то, почти ровно год назад, на первых своих Служанках и восточном танце, не веря, что вижу подобное на театральной сцене. Судьба, видимо, моя такая: раз в год переживать наипрекраснейший культурный шок. И сказать точно так же - «Я не верю, что это происходит» - мне хотелось тоже.
Антракт был нужен этому спектаклю для того, чтобы люди сходили покурить. И раз уж, окей, я начала о фапе на Бикбаева (ад для театралов всё ещё ждет меня), то продолжу сразу: эти чертовы кофты. Этот - линией лодочных бортов - вырез, это белое, а потом - это черное (здравствуйте, кинки). Для помешанной на крылатой красоте чужих ключиц это - смерть. Сначала, впрочем, был наклон вперед, и упавшие волосы, и линия шеи и спины в этом вырезе, а уже потом - рисунок тонких ключиц, и это воспоминание я буду лелеять, кто бы и что бы ни говорил.
Второе действие - вернёмся к спектаклю,не правда ли - было неожиданно сильным, бьющим, толкающим в грудь, как разгоряченный собеседник. Воздух вокруг накалился, смешался с кислотным светом на сцене, и началась личная шизофрения каждого. Господин Анри - Бозин, как Цветаевский Гамлет: Гамлетом - перетянутым - натуго, /
В нимбе разуверенья и знания... - в черном, Смерть и Фатум, Рок и несказанные слова; Бозин и монолог его Анри о двух породах людей, и это «Маленькая ранка у виска...», Бозин, который там - Провидение, беспощадное, как Жизнь, и жалостливое, как все сильные, который снова - та сила, что совершает благо, ибо по итогам - да - всегда благо, и крылатые полы его черного плаща, и взгляды из угла сцены, и слишком больные слова о любви и быте.
И Орфей, который слишком любит Эвридику для того, чтобы им обоим жить «С ужимочками и улыбочками», и эта совершенно безумная, черноокой шизофренией благословленная сцена их с Эвридикой диалога, когда он всё-таки заглядывает ей, умершей и вновь обретенной, в глаза, отнимая от её лица её же ладони, и она остаётся распятая под его взглядом, пригвожденная к не случившемуся утру, до которого они не дожили. И хочется зашипеть: глупые, глупые люди, ты так хотел любви, ты так любил её, ты получил любовь, так что ж ты юродствуешь, бери и будь счастлив, черт бы тебя побрал! Но у болезни в любви свои жанры и ходы, и Орфею виднее, потому что между ними - её ложь, и так сложно верить той, которая однажды уже солгала, потому что серый осадок на глубине её глаз останется навсегда, и - да - ему же виднее, помните? - возможно, он поступает правильно, убирая от её лица мокрые пряди.
Орфей простился в Эвридикой, Орфей убил Эвридику, и она корчится, мокрая, мерзнущая, на полу, пытаясь отползти в темноту. Ему так страшно, почти сладко в своей ватной боли.
Я потерял(а) тебя, - кричит этот спектакль. Я потерял(а) тебя навсегда. И после второго шанса, и после третьего, и так будет всегда, потому что стыд и целомудрие, целомудрие и стыд, которых не было до, и ложь, и правда, и никогда уже не наступит то утро.
Их финал приходит к ним правильно и заслуженно - и каждому воздастся по слезам, грехам и мечтам его - «Он сможет на меня смотреть?» - «Да, теперь ему нечего бояться, что он потеряет тебя». Терять нечего, и вечный вокзальный круг замыкается. Бесконечность перрона и перестука колес. Единственный поезд на Марсель. Их личный повторяющийся цикл. Их привокзальное - на века - кафе, - то, что заслужено и выстрадано.
Это всё было прекрасно, больно и сильно, и те несколько отрывков пьесы, те несколько диалогов, что стоили произнесения со сцены, были поданы так, что гортань разрывало от вдоха. Любовь, не являющаяся соединением, потому что ничто им не является, и любовь, не желающая будущего и не умеющая его получить, - вот мои - там - смыслы. Бикбаев - неожиданно же сильный в этих сценах актёр, вообще, как я посмотрела, актёр крайностей. Ему хорошо даётся игровой комизм и столь же хорошо даётся больная безумная драма, беснование её, но выпадает золотая середина. Всё, что между, играется им странно. Но их прекрасные финальные диалоги с Эвридикой - истерически-клинические, больные, но его сцены с господином Анри, но его ломка у того на руках...
Здесь, к слову: великолепная сыгранность с Бозиным на уровне эмоции и пластики, в рамках всё той же сложной, сверкающей сценографии: «Бедный мой человечек. Упрямая голова! Ты плачешь, стонешь, страдаешь, но не хочешь верить. Я тебя очень люблю. Надо было очень тебя любить, чтобы вчера не сбежать тотчас же, как обычно. Чтобы войти в комнату, где ты рыдал. Я ненавижу страдания», и стол-клетка, из которой не вырваться, и напряжение на грани надрыва. Бозин, словно по ариадновой нити, выводит свои сцены куда-то на недосягаемую вершину, куда-то за все границы, куда-то в область над. Нечеловеческий. Бозин, в котором там много страшного и почти жуткого, почти - от бога. Бозин, читающий в микрофон письмо Эвридики, и его нарастающий голос, буквально рык, и Рамштайн, и срыв, и движение телом - вниз, в пол, в землю, к ядру. Заземление боли.
Его глаза гипнотизёра и шамана. Немного - удава Каа.
За нами с Катей сидели девочки из фанклуба Бикбаева, и вот на некоторых сценах мне хотелось сойти с ума, обернуться и сказать: «Мы здесь тоже из-за Дмитрия, только из-за другого», а потом усмехнуться, улыбнуться горделиво и сыто, повернуться обратно к сцене, указать на Бозина и сказать: «Это - наш мальчик». Да, здесь - рукалицо. Но, нет, мне не стыдно, во мне - гордость божественностью на грани дьяволиады. Во мне - любовь.
Каждый раз, идя не на ТРВвские спектакли с Бозиным, я очень боюсь. Боюсь того, что там, в границах театра Мастера, в этом мерцающем и защищающем от внешнего мира меловом кругу, на меня ещё действует общая атмосфера, безумный, тонкий, пряный флёр этого театра, а там, вне его, всё будет иначе: атмосфера исчезнет, и придётся оценивать актёра здраво и попросту (просто - холм, просто - бугор... говорят, тя-го-ю к пропасти из-ме-ряет-ся уро-вень гор...). И тогда - о, как это страшно - ты разочаруешься, потому что вне ТРВ он будет хуже. И каждый же раз я выдыхаю облегченно, потому что: что бы он ни делал, лишь бы только делал (с). Он действительно гениальный актёр - и как жаль, что эта фраза уже так затёрта. Его можно вводить в новые экспериментальные постановки к неопытным актёрам только для того, чтобы была гарантия не-провала, ибо он способен вытянуть всё и всех, вывести из любого лабиринта не наружу даже, - ввысь. На любом фоне его движения - отточенные по краям, его голос - без напряжения слышный в любой точке зала, его интонации - многослойные, а эмоции, вытягиваемые из зала и рассыпаемые в зал, - предельно оголённые. Он может всё.
Совершенства не бывает.
Но бывают исключения из правил.
И, конечно, Галавинская что-то знала, надевая на него в финальных сценах фуражку - в пару к плащу, так похожему на шинель. Спасибо, сигарету.
Наверное, мне пора прекратить писать о Бозине и вернуться к спектаклю, но я вчера пару часов обмирала от того, что мне казалось, будто оттуда, из угла сцены, смотря в зал, он смотрел на меня. Фангёрлинг в его наивысшем проявлении, но когда он мешал, в сущности-то.
К слову, о голосе. Я очень отвыкла от того - или, вернее, ТРВ приучил меня к обратному - что играют без радиомикрофонов, то есть, к тому, что актёрам приходится напрягать голосовые связи, чтобы говорить. Отвыкнув, на контрасте это кажется очень заметным, очевидным - и очень отвлекает. Им приходится кричать, прикладывая дополнительные усилия, и это мешает. У кого-то - у Михаила Клюшкина, например - сильный мощный голос, ему не нужно усилий, Бозин же из тех людей, которым не обязательно говорить громко, чтобы быть услышанными, но кто-то - как Ирина Линдт, Эвридика - голосом играл нарочито, и это неприятно било.
От неё, Эвридики, вообще странное впечатление. Красивая внешне, шикарная в своих больных «мёртвых» сценах, она так и осталась - как и вся пьеса, как и спектакль - в памяти отрезками и урывками. Мне не понравилась ни сама героиня (то не вина актрисы, разумеется), ни - вот это уже важно - подача. Я не могу сказать, что она играла хорошо или сильно; впрочем, я сужу по одному спектаклю и персонаже, которого не полюбила. В ней проблескивал какой-то - языком райтером - ООС, и это тоже сбивало в толка.
А на поклонах было то же Amour, и Бозин, вытягивающий всех на поклоны, снова - кошака-улыбака, и тигровые лилии - от кого-то ему, и охапки, невероятные охапки белых роз Бикбаеву, и Валерий Золотухин, дарящий герберы Ирине Линдт, и - в переносном, но когда-нибудь в прямом смысле - в кровь разбитые ладони - туда, вперед, им всем, Бозину, улыбающемуся в лоно зала.
Ещё же: мне чертовски нравится вся эта театральная тусовка, около которой мы сужаем круг (или - она вокруг нас). Ходя на спектакли, вечера, премьеры ТРВ и смежных театров, ты видишь там одних и тех же людей, чем дальше - тем больше. Знакомые всё лица. Уже почти - десятками. Постоянная аудитория, к которой смешно, приятно, странно и хочется чувствовать свою причастность. Люди, которых видишь в залах и на служебках, почти комичные поклонники, чьими поклонниками - не менее комичными - уже являемся мы сами, любимый нами Лавренчук, прозванный Габлером, - необыкновенно умилительный худрук Польского театра, и с ним его помощник и любимец Озёрный, прозванный нами сначала Страшным Чуваком, а вослед - Стильным, и ещё те же - из Польского - мальчики, и мужчина, начёсывавший Ипатке поясничку. Все - незнакомые знакомцы.
Узкий театральный круг.
Подводя итоги: Орфей и Эвридика - это спектакль, который хочется пересмотреть из-за основной части второго действия, великолепного, тематичного, меткого (как у Мастера!) музыкального оформления, трех-четырех монологов, таинства любви в финале первого действия - и ещё потому, что, возможно, что-то осталось недопонято.
...А хочешь знать, что припасла для тебя жизнь, твоя обожаемая жизнь?..
P.S. [перечитывает и вспоминает] Конечно, когда на сцене появился Бозин с тазом - самым настоящим, железным, с ручками - нас с Катей порвало. А ещё мы поняли, какими смешными и забавно-милыми - немножко блаженными - кажутся со стороны фанатки. Такими же кажемся и мы окружающим, я думаю, с этими своими рассказами о служебках. Впрочем, non, Je ne regrette rien. И да, Катрусь, мать Эвридики играла Анна Терехова - её же мы будем наблюдать в СиА в августе.
P.P.S. Совершенно замечательная галерея чьих-то снимков со спектакля. Над той, где «Огня?», можно медитировать.
URL записиУдивительно выносящий монолог, удивительно драматичный актер Бикбаев и чертовы ключицы в чертовом вырезе кофты, чертова бессильно склоненная голова, шея, затылок и картинно разметавшиеся волосы, и шепотом посреди всего действа: «Мора, если я начну фапать на Бикбаева, пристрели меня тут же!» Недовольство актрисой, недовольство происходящим, а затем Эвридика, нелепо переступающая ногами по кругу, по кругу до бесконечности; Дмитрий Станиславович, читающий под Рамштайн письмо, «Я ухожу, потому что сгораю от стыда!!!» - и нас с Морой можно выносить из зала вперед ногами. Все. Мы скорее мертвы, чем живы. (с)
Орфей и Эвридика по пьесе Жана Ануя, Театр Луны, пятое июля этого года. И это - странный спектакль; впрочем, мне пора отучиться говорить это о спектаклях, на которые мы ходим. У самой пьесы неожиданно богатая театральная история, её ставят много и охотно, и я понимаю, почему: не потому, что она хороша, а потому, что всё ровно наоборот: режиссёры берут её, как можно взять слабую женщину, чеховскую Душечку, и слепить из этой пьесы всё, что угодно. Всё, чего жаждет душа. Вчера мы посмотрели, чего жаждала душа Гульнары Галавинской, и, в сущности, у нас с ней много пересечений. Пьеса сильна как-то кусками, резкими, как выстрел, отрывками, когда тебя одновременно вдавливает в кресло и тянет вперед, на сцену; но в остальном - скорее слабая, чем сильная, и отсюда: аналогичный недостаток спектакля:
Он так же силён кусками...Он так же силён кусками. И здесь сразу нужно сказать о сценографии: она шикарная по своему многообразию, силе впечатления, мощности, детальности, динамичности, но именно поэтому - потому, что всё такое подвижное, потому, что всего так много, всё так ярко и объемно, ты чувствуешь: перегрузка. Большой театральный лифт сцены перегружен, много, слишком много всего для слабого человеческого глаза, способного удерживать одновременно только 7+/-2 элемента, для слабого человеческого мозга, способного обрабатывать лишь бит информации в секунду. Но я понимаю, для чего и зачем; причинность такая же яркая. Сценография вытягивает этот спектакль, как спасительный канат - утопающего; виват художнику. Эти подсветки, столы, стулья, ребристый пластик пластин, экран с движущимися поездами, белый тюль («Тысяча и один способ выжить в Южной Африке, имея коньки и марлю» (с), простите, не отсюда, но тематично)., взмывающие в воздух конструкции, чемоданы, - всё это сливается в сверкающий водоворот в клубно-фиолетовом свете, прореженным золотом. И центрирует на себе сцены. Те отрывки, что в первом действии спектакля были хороши, являлись таковыми в основном именно благодаря сценографии.
Ибо первое действие откровенно прихрамывало на какую-то ногу. Не самое сильное, оно выигрывало только за счет деталей. Но - да - за финал этого действия вполне можно заложить душу, и я буду гореть за это в специальном аду для театралов, но: Бикбаев потрясающе красиво раздевается, и это красота реалистичности; на то, как он расстёгивает ремень джинсов, можно медитировать (а после ещё: «Мора, когда ты в последний раз видела, как живой парень надевает джинсы? Смотри»), как и на: рукава, стягиваемые с её плеч, эта быстрая горячечная суета снимаемой одежды, прорисованная - разлет, рельеф - линия ребер над плоским втянутым животом Эвридики, а потом: плавное, древнее, как мир, картинное и пластичное, словно ртутное, - это движение бедер, три захода по три раза (с), и ты медитируешь на эту чувственность, на этот почти что секс на сцене, не веря в происходящее, но видя своими глазами, и две этих откинутых головы, и скользящие по прозрачной столешнице ноги Эвридики, и светлые волосы Орфея, падающие на глаза, и текучий ритм бедер.
Перефразируя Грибоедова: сигарету мне, сигарету. Да, я всфапывала на эту сцену, да, я всфапывала на движения бедер Дмитрия Бикбаева, и мне не стыдно, ибо никто не посмеет обвинить меня за это, не видев этого. Впрочем, на потрясающе красивую там и тогда Ирину Линдт я всфапнула не меньше.
И когда вокруг них гасят свет, вспоминаешь давнее, из кино: между влюблёнными - только свет, и кажется правильным, что их оставили в темноте, вместе с тем, что они принимали за любовь, вместе с этим покачиванием на волнах, с этим - будущим - «Будто ты кладёшь руки мне на бёдра». Помню, как я сидела, открыв рот и зажав его ладонью - как когда-то, почти ровно год назад, на первых своих Служанках и восточном танце, не веря, что вижу подобное на театральной сцене. Судьба, видимо, моя такая: раз в год переживать наипрекраснейший культурный шок. И сказать точно так же - «Я не верю, что это происходит» - мне хотелось тоже.
Антракт был нужен этому спектаклю для того, чтобы люди сходили покурить. И раз уж, окей, я начала о фапе на Бикбаева (ад для театралов всё ещё ждет меня), то продолжу сразу: эти чертовы кофты. Этот - линией лодочных бортов - вырез, это белое, а потом - это черное (здравствуйте, кинки). Для помешанной на крылатой красоте чужих ключиц это - смерть. Сначала, впрочем, был наклон вперед, и упавшие волосы, и линия шеи и спины в этом вырезе, а уже потом - рисунок тонких ключиц, и это воспоминание я буду лелеять, кто бы и что бы ни говорил.
Второе действие - вернёмся к спектаклю,не правда ли - было неожиданно сильным, бьющим, толкающим в грудь, как разгоряченный собеседник. Воздух вокруг накалился, смешался с кислотным светом на сцене, и началась личная шизофрения каждого. Господин Анри - Бозин, как Цветаевский Гамлет: Гамлетом - перетянутым - натуго, /
В нимбе разуверенья и знания... - в черном, Смерть и Фатум, Рок и несказанные слова; Бозин и монолог его Анри о двух породах людей, и это «Маленькая ранка у виска...», Бозин, который там - Провидение, беспощадное, как Жизнь, и жалостливое, как все сильные, который снова - та сила, что совершает благо, ибо по итогам - да - всегда благо, и крылатые полы его черного плаща, и взгляды из угла сцены, и слишком больные слова о любви и быте.
И Орфей, который слишком любит Эвридику для того, чтобы им обоим жить «С ужимочками и улыбочками», и эта совершенно безумная, черноокой шизофренией благословленная сцена их с Эвридикой диалога, когда он всё-таки заглядывает ей, умершей и вновь обретенной, в глаза, отнимая от её лица её же ладони, и она остаётся распятая под его взглядом, пригвожденная к не случившемуся утру, до которого они не дожили. И хочется зашипеть: глупые, глупые люди, ты так хотел любви, ты так любил её, ты получил любовь, так что ж ты юродствуешь, бери и будь счастлив, черт бы тебя побрал! Но у болезни в любви свои жанры и ходы, и Орфею виднее, потому что между ними - её ложь, и так сложно верить той, которая однажды уже солгала, потому что серый осадок на глубине её глаз останется навсегда, и - да - ему же виднее, помните? - возможно, он поступает правильно, убирая от её лица мокрые пряди.
Орфей простился в Эвридикой, Орфей убил Эвридику, и она корчится, мокрая, мерзнущая, на полу, пытаясь отползти в темноту. Ему так страшно, почти сладко в своей ватной боли.
Я потерял(а) тебя, - кричит этот спектакль. Я потерял(а) тебя навсегда. И после второго шанса, и после третьего, и так будет всегда, потому что стыд и целомудрие, целомудрие и стыд, которых не было до, и ложь, и правда, и никогда уже не наступит то утро.
Их финал приходит к ним правильно и заслуженно - и каждому воздастся по слезам, грехам и мечтам его - «Он сможет на меня смотреть?» - «Да, теперь ему нечего бояться, что он потеряет тебя». Терять нечего, и вечный вокзальный круг замыкается. Бесконечность перрона и перестука колес. Единственный поезд на Марсель. Их личный повторяющийся цикл. Их привокзальное - на века - кафе, - то, что заслужено и выстрадано.
Это всё было прекрасно, больно и сильно, и те несколько отрывков пьесы, те несколько диалогов, что стоили произнесения со сцены, были поданы так, что гортань разрывало от вдоха. Любовь, не являющаяся соединением, потому что ничто им не является, и любовь, не желающая будущего и не умеющая его получить, - вот мои - там - смыслы. Бикбаев - неожиданно же сильный в этих сценах актёр, вообще, как я посмотрела, актёр крайностей. Ему хорошо даётся игровой комизм и столь же хорошо даётся больная безумная драма, беснование её, но выпадает золотая середина. Всё, что между, играется им странно. Но их прекрасные финальные диалоги с Эвридикой - истерически-клинические, больные, но его сцены с господином Анри, но его ломка у того на руках...
Здесь, к слову: великолепная сыгранность с Бозиным на уровне эмоции и пластики, в рамках всё той же сложной, сверкающей сценографии: «Бедный мой человечек. Упрямая голова! Ты плачешь, стонешь, страдаешь, но не хочешь верить. Я тебя очень люблю. Надо было очень тебя любить, чтобы вчера не сбежать тотчас же, как обычно. Чтобы войти в комнату, где ты рыдал. Я ненавижу страдания», и стол-клетка, из которой не вырваться, и напряжение на грани надрыва. Бозин, словно по ариадновой нити, выводит свои сцены куда-то на недосягаемую вершину, куда-то за все границы, куда-то в область над. Нечеловеческий. Бозин, в котором там много страшного и почти жуткого, почти - от бога. Бозин, читающий в микрофон письмо Эвридики, и его нарастающий голос, буквально рык, и Рамштайн, и срыв, и движение телом - вниз, в пол, в землю, к ядру. Заземление боли.
Его глаза гипнотизёра и шамана. Немного - удава Каа.
За нами с Катей сидели девочки из фанклуба Бикбаева, и вот на некоторых сценах мне хотелось сойти с ума, обернуться и сказать: «Мы здесь тоже из-за Дмитрия, только из-за другого», а потом усмехнуться, улыбнуться горделиво и сыто, повернуться обратно к сцене, указать на Бозина и сказать: «Это - наш мальчик». Да, здесь - рукалицо. Но, нет, мне не стыдно, во мне - гордость божественностью на грани дьяволиады. Во мне - любовь.
Каждый раз, идя не на ТРВвские спектакли с Бозиным, я очень боюсь. Боюсь того, что там, в границах театра Мастера, в этом мерцающем и защищающем от внешнего мира меловом кругу, на меня ещё действует общая атмосфера, безумный, тонкий, пряный флёр этого театра, а там, вне его, всё будет иначе: атмосфера исчезнет, и придётся оценивать актёра здраво и попросту (просто - холм, просто - бугор... говорят, тя-го-ю к пропасти из-ме-ряет-ся уро-вень гор...). И тогда - о, как это страшно - ты разочаруешься, потому что вне ТРВ он будет хуже. И каждый же раз я выдыхаю облегченно, потому что: что бы он ни делал, лишь бы только делал (с). Он действительно гениальный актёр - и как жаль, что эта фраза уже так затёрта. Его можно вводить в новые экспериментальные постановки к неопытным актёрам только для того, чтобы была гарантия не-провала, ибо он способен вытянуть всё и всех, вывести из любого лабиринта не наружу даже, - ввысь. На любом фоне его движения - отточенные по краям, его голос - без напряжения слышный в любой точке зала, его интонации - многослойные, а эмоции, вытягиваемые из зала и рассыпаемые в зал, - предельно оголённые. Он может всё.
Совершенства не бывает.
Но бывают исключения из правил.
И, конечно, Галавинская что-то знала, надевая на него в финальных сценах фуражку - в пару к плащу, так похожему на шинель. Спасибо, сигарету.
Наверное, мне пора прекратить писать о Бозине и вернуться к спектаклю, но я вчера пару часов обмирала от того, что мне казалось, будто оттуда, из угла сцены, смотря в зал, он смотрел на меня. Фангёрлинг в его наивысшем проявлении, но когда он мешал, в сущности-то.
К слову, о голосе. Я очень отвыкла от того - или, вернее, ТРВ приучил меня к обратному - что играют без радиомикрофонов, то есть, к тому, что актёрам приходится напрягать голосовые связи, чтобы говорить. Отвыкнув, на контрасте это кажется очень заметным, очевидным - и очень отвлекает. Им приходится кричать, прикладывая дополнительные усилия, и это мешает. У кого-то - у Михаила Клюшкина, например - сильный мощный голос, ему не нужно усилий, Бозин же из тех людей, которым не обязательно говорить громко, чтобы быть услышанными, но кто-то - как Ирина Линдт, Эвридика - голосом играл нарочито, и это неприятно било.
От неё, Эвридики, вообще странное впечатление. Красивая внешне, шикарная в своих больных «мёртвых» сценах, она так и осталась - как и вся пьеса, как и спектакль - в памяти отрезками и урывками. Мне не понравилась ни сама героиня (то не вина актрисы, разумеется), ни - вот это уже важно - подача. Я не могу сказать, что она играла хорошо или сильно; впрочем, я сужу по одному спектаклю и персонаже, которого не полюбила. В ней проблескивал какой-то - языком райтером - ООС, и это тоже сбивало в толка.
А на поклонах было то же Amour, и Бозин, вытягивающий всех на поклоны, снова - кошака-улыбака, и тигровые лилии - от кого-то ему, и охапки, невероятные охапки белых роз Бикбаеву, и Валерий Золотухин, дарящий герберы Ирине Линдт, и - в переносном, но когда-нибудь в прямом смысле - в кровь разбитые ладони - туда, вперед, им всем, Бозину, улыбающемуся в лоно зала.
Ещё же: мне чертовски нравится вся эта театральная тусовка, около которой мы сужаем круг (или - она вокруг нас). Ходя на спектакли, вечера, премьеры ТРВ и смежных театров, ты видишь там одних и тех же людей, чем дальше - тем больше. Знакомые всё лица. Уже почти - десятками. Постоянная аудитория, к которой смешно, приятно, странно и хочется чувствовать свою причастность. Люди, которых видишь в залах и на служебках, почти комичные поклонники, чьими поклонниками - не менее комичными - уже являемся мы сами, любимый нами Лавренчук, прозванный Габлером, - необыкновенно умилительный худрук Польского театра, и с ним его помощник и любимец Озёрный, прозванный нами сначала Страшным Чуваком, а вослед - Стильным, и ещё те же - из Польского - мальчики, и мужчина, начёсывавший Ипатке поясничку. Все - незнакомые знакомцы.
Узкий театральный круг.
Подводя итоги: Орфей и Эвридика - это спектакль, который хочется пересмотреть из-за основной части второго действия, великолепного, тематичного, меткого (как у Мастера!) музыкального оформления, трех-четырех монологов, таинства любви в финале первого действия - и ещё потому, что, возможно, что-то осталось недопонято.
...А хочешь знать, что припасла для тебя жизнь, твоя обожаемая жизнь?..
P.S. [перечитывает и вспоминает] Конечно, когда на сцене появился Бозин с тазом - самым настоящим, железным, с ручками - нас с Катей порвало. А ещё мы поняли, какими смешными и забавно-милыми - немножко блаженными - кажутся со стороны фанатки. Такими же кажемся и мы окружающим, я думаю, с этими своими рассказами о служебках. Впрочем, non, Je ne regrette rien. И да, Катрусь, мать Эвридики играла Анна Терехова - её же мы будем наблюдать в СиА в августе.
P.P.S. Совершенно замечательная галерея чьих-то снимков со спектакля. Над той, где «Огня?», можно медитировать.
А препарировать не умею вообще,
так это и здорово - интересны ведь именно эмоции и чувства, которые испытывает зритель хотя логический анализ у вас тоже присутствовал, не надо скромничать А про препарировать - это я имела ввиду отчеты, где будто специально автор выискивает недостатки и промахи и смакует их.. Вот интересно - поклонники Д Бозина могут такое написать про своего кумира?
было странно и, пожалуй, приятно открыть для себя Диму Бикбаева как актёра. Мы ведь из фандома другого театра - и до ужаса избалованы его режиссурой и потрясающими актёрами
а это тем более ценно и приятно
Теперь я думаю, что, пожалуй, посмотрела бы с Бикбаевым что-нибудь ещё).
Может Дориана Грея или Жаворонка?
так что ещё раз большое спасибо за взгляд со стороны...и реально было очень интересно читать - у вас замечательная манера выражать мысли)))) само по себе интересно было - люблю юмор по ходу)
нас на фотографиях, которые мы посмотрели перед спектаклем, немножко смутили некоторые части его тела, нас немного тоже
посмотрела бы с Бикбаевым что-нибудь ещё). аналогично))) планирую сегодня поискать на ютубе что-нибудь с Бозиным, поскольку территориально весьма и весьма... увы(((
Вот интересно - поклонники Д Бозина могут такое написать про своего кумира?
Ничто человеческое не чуждо даже Бозину; однажды он очень странно играл Служанок (там были причины, но) - и мы (в своем узком кругу) отметили это все, и все тогда об этом написали. Потому что, мне думается, самое сложное в любви к кому бы то ни было - сохранять трезвость. Да, гениален. Да, прекрасен. Но все совершают ошибки, все срываются, это нормально, если не является закономерностью. Хотя, разумеется, подавляющее число поклонниц всегда - как было сказано - предпочитает сироп. Обожание слепо; мы тоже часто слепы, но стараемся
Конкретно Бозин, конечно, почти не дает этого сделать
Ну и смаковать - это за пределами добра и зла, имхо.Может Дориана Грея или Жаворонка?
Мы с подругой думали про Дориана - ей внезапно образ Димы Бикбаева очень лёг на мысленный образ Дориана Грея).
просто в нашем фандоме эта тема является спорной )
Вы знаете... в нашем тоже
планирую сегодня поискать на ютубе что-нибудь с Бозиным
У меня аж глаз загорелся *рукалицо*. Наверное, я сейчас понимаю ваши эмоции от наших отчётов: когда я вижу, что кто-то заинтересовался Бозиным, у меня аж в кончиках пальцев жжет. И да, география - это беда театралов и поклонников, конечно.
Мы с подругой думали про Дориана
Надеюсь, что вам понравится хотя мне , например, Орфей больше по душе) и очень хочется почитать ваше впечатление после просмотра Дориана)
самое сложное в любви к кому бы то ни было - сохранять трезвость
Бочка и животики мы обсуждаем тоже как-то непозволительно часто
аж в кончиках пальцев жжет. вот-вот) и дыхание замирает - что скажут? ))))
география - это беда театралов и поклонников в ТРВ вообще как с билетами? реально приехать издалека и попасть без проблем на спектакль? если наша поездка состоится... я много куда хочу))))
и в зале был Золотухин!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! вот он кого приходил смотреть? Бозина? Галавинскую?
вот не знаю... но мне всегда казалось, что главный голос в этом вопросе за режиссерм. И может еще за продюсером? Дима то продюсировал этот спектакль
и в зале был Золотухин!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! вот он кого приходил смотреть? Бозина? Галавинскую?
Ирину Линдт - она же вроде его любовница или жена)) Родила даже ребенка от него) Стоял хлопал дольше всех
Сразу чувствуется фанатка, правда? *гогочет*
а другие весьма одобрямс взросление его параметров)))
Ну, это - как и везде - дело вкуса). Хотя оставаться тонким и звонким, взрослея, всё-таки невозможно. Но вот что можно - так это держать себя в форме, избегая крайностей. По мне, так Бикбаев сейчас имеет оптимальную форму. Ну, может быть, только ноженьки ему подкачать бы немножко, и всё).
и дыхание замирает - что скажут? ))))
А да-да-да *рукалицо*.
ТРВ вообще как с билетами?
На коронные спектакли - Служанок или Саломею - лучше всего брать заранее, чем раньше, тем лучше; билеты расходятся очень быстро, да и на остальные тоже. Может быть, кто-нибудь мог бы вам здесь их взять, например. Ну и с расценками, конечно, сложно - у Виктюка недешевый театр(. И всё-таки если у вас получится - сходите на что-нибудь обязательно, это нечеловеческий театр. Без аналогов.
а вообще интересно - это Галавинская подбирала актёров на роли?
Думаю, что да. На правах постановщика всё-таки. И да, мы с подругой заметили некоторые реверансы в сторону Виктюковской школы, особенно касаемо пластики). Я прямо-таки приятно удивлена тем, что Галавинская - ученица РГ).
А Золотухин дарил цветы Ирине Линдт, игравшей Эвридику).
И сейчас же вообще театр и театральные актёры очень мобильны, играют не только в своих труппах, так что я думаю, Театр Луны не исключение).
Ирину Линдт - она же вроде его любовница или жена)) ааа, точно!!! я же читала об этом где-то)
блин, хочу видео((((
думаю, Театр Луны не исключение). я просто раньше за ними такого не замечала, вроде бі всегда все свои играют...
прошу прощения, но не подскажете ссылкой - Служанок с Бозиными на ютубе? А то я нашла видео спектакля, но его в списке акётров нет
добро пожаловать в лагерь буйно помешанных ))))))
ну будто мы не в этом лагере сейчас обитаем
У нас тут прекрасные мужчины, эмоциональные взрывы
и танцы в золотых стрингах,ВЭЛКАМ ТУ ЗЕ КЛАБЭмоции *рукалицо*.
Смотреть Служанок в записи, особенно если впервые, - тяжело, на самом деле. Но хотя бы танцы). Они там прекрррасны.
Вспомнила ФЗ, Димку напротив Золотухина и... "Лежу на чужой жене, одеяло прилипло к..." Напророчествовал
сценография Театра Луны уже становится для меня узнаваемой).И, слушай, какой сюр. Буквально то, что доктор прописал, всё как я люблю
О, понимаешь, только что я сходила на тикетлэнд посмотреть билеты.
Теперь поставлю себе галочку на следующий сезон).
Теперь поставлю себе галочку на следующий сезон).
Буквально то, что доктор прописал, всё как я люблю я ездила на премьеру єтого спектакля... всё было непривычно, наш "обласный музычно-драматичный" придерживается классического стиля корифеев - стараются соответствовать званию "колыбели украинского театра"
но, блин... это действительно - то, что доктор прописал!!!! я тогда ещё недалеко от театра отошла, а уже понимала, что хочу ещёоооооо
Галка, ты кстати мне не раз говорила, что хочешь ещё раз посмотреть "Служанок"... Может, вместе сходим как-нибудь?
Я уже тоже об этом подумала - кого бы с собой взять? А тут на ловца и зверь бежит
Moura, вот видите - вы к нам, мы к вам
Tulipan, Вспомнила ФЗ, Димку напротив Золотухина и... "Лежу на чужой жене, одеяло прилипло к..." Напророчествовал
Точно)))
Что именно? Этот стих Маяковского или того, кто его прочёл с такоой интонацией, будто воззвание к народу читал?)))
что Димка читал этот стих...
А ещё несколько дней назад видела по телевизору интервью с Дмитрием Бозином... Было любопытно - какой он вне роли? Ничего демонического! Он мне показался открытым, общительным, милым... Дочек обожает.
он женат и у него дочки? Сколько их? Какой возраст?)
Гениальный спектакль. Если он такое сильное впечатление производит в записи, представляю, какое сильное впечатление он должен производить в живую!
готовься, пойдем посмотрим)